новости отрасли | ИНТЕРВЬЮЮвелир и советское время: интервью с Владимиром Кукушкиным 28.04.2017 Быть ювелиром никогда не было просто. Но сегодня это доступно всем, чем пользуются авторы вновь появляющихся ювелирных марок. Автор интервью Ольга Чернышова задалась вопросом, как реализовывались амбиции ювелирных мастеров и художников, когда путей развития в профессии было максимум два: идти работать на завод (или в дом быта), или быть подпольным кустарем-одиночкой со всеми рисками. Об этом, а также о становлении массовой ювелирной промышленности в стране она поговорила с Владимиром Кукушкиным, преподавателем и ювелирным мастером, который стоял у истоков расцвета Московского Экспериментального ювелирного завода (МЭЮЗ).
О признанииО.Ч.: Владимир Николаевич, хочу начать с такого вопроса. Что необходимо, чтобы достигнуть признания в ювелирной области? В.К.: Я обычно говорю, что вы достигнете высот при наличии честолюбия. Насколько вы одержимы. Например, как Ильгиз Фазулзянов. Быть первым в профессии. Этот червяк, который гложет внутри. Идти вверх. Ставить грамотно цели. Ты сделай сначала одно, а потом поднимись на следующую ступень. О.Ч.: То есть с одной стороны амбиции, с другой терпеливость и последовательность… В.К.: Да, и общение с людьми. Надо стремиться к себе подобным. Общность мысли всегда толкает людей друг к другу. Я потому и преподаю в училище, чтобы увидеть новых людей и передать своё мастерство новому поколению. Начало работы
В.К.: Я поступил в Московское художественное ремесленное училище №64 (сейчас это художественный профессиональный лицей N303 — примечание автора) около метро Аэропорт в 1969 году. Сколько я себя помню, я всегда лепил, что-то строгал. Я не мечтал стать ювелиром, хотя я все знал. О.Ч.: Это в вас откуда, это было в семье? В.К.: Нет. В семье нас было очень много: я, сестра, еще приемная сестра, это же были 1950-е годы. Бабушка была из той деревни под Владимиром, где писали иконы Владимирской Богоматери. Меня тянуло с детства к художествам. У меня не было игрушек, я сам их делал себе: что-то шил, что-то мастерил. Слава богу, меня никогда не ругали за глину или пластилин на полу. Делал детям другим игрушки: обезьянок лепил из глины. К счастью, соседка работала на ювелирной фабрике недалеко от того места, где я жил, и мастер, который меня учил, жил рядом с нами. И мама знала Владимира Марченкова (автор учебника “Ювелирное дело” — прим. автора), я с ним дружил, хотя он и постарше, он в это время преподавал в училище. И когда подумали – ну куда? В вечернюю школу и в училище. Практику я проходил на Московской ювелирной фабрике в районе Лубянки, за Детским миром. И там очень много работало старых рабочих династий. Потом он стал Московским Экспериментальным ювелирным заводом (МЭЮЗ). Лариса Попугаева* открыла залежи алмазов в 1954 году, и это дало толчок для развития ювелирной промышленности. До этого все было кустарным. После открытия завезли итальянское оборудование для литья. За короткий период быстро построили в Смоленске ограночную фабрику. Самые лучшие якутские бриллианты там гранились и шли на экспорт. Встал вопрос: нужны кадры, а также нужны модели, образцы для производства. Набрали группы среди рабочих и организовали экспериментальный участок. Было два цеха — ювелирный, где работали с камнями, и галантерейный, где работали с драгметаллами. И первую стажировку я прошел как раз в ювелирном цеху на старой фабрике. Работал с камнями — якутскими бриллиантами, уральскими “малышевскими” изумрудами (месторождение в Свердловской области — примечание автора). *Лариса Попугаева — советский геолог, одна из первооткрывателей месторождений алмазов в СССР . В июне 1954 года обнаружила кимберлитовую поверхность в Якутии, впоследствии получившую название «трубка Зарница». О первом профессиональном оборудовании в странеВ.К.: Когда меня спрашивают — покажи изделия, что ты делал, я не могу ничего показать, потому что я делал “прима-модели”. Все вручную и с огромной точностью. Прошел стажировку у отличных мастеров. Раньше же, до становления массового производства в стране, все полностью делалось вручную, мелкими партиями. Половину инструментов мы делали сами. Сейчас уже этим не пользуются. А тогда, как только открыли кимберлитовую трубку, тут же было выделено очень много денег на покупку инструментов в Италии — и на большое оборудование, и на рабочие инструменты. И поэтому пришла очень хорошая мысль учить молодежь. Было 6 человек старых маститых рабочих. Когда построили новый завод с итальянским оборудованием, взяли трех человек из молодых, в том числе и меня. По результатам работы нас заметили. Так сложился экспериментальный участок МЭЮЗ. Мой наставник сказал: “У тебя хорошо получается, будешь делать модели”. Я стал первым, кто стал делать первые грамотные модели. А это уже означает тираж. Это не значит, что я ничего другого не делал: от моделей очень физически устаешь, и время от времени я делал другие вещи — реставрацию, например.
О.Ч.: А откуда брались модели для реставрации? В.К.: Из Гохрана. Это были старинные изделия. Когда мы это делали, нам очень рекомендовали не распространяться. Когда была реставрация, мы не задавали много вопросов, куда и что, делали и все. Надо восстановить? Пожалуйста. Нас никто не знал, да и слава богу. Вот сейчас уже можно сказать: я смотрю на вещи певицы Людмилы Зыкиной, и я вижу свои вещи, и моего коллеги вещи. Например, про ее любимые серьги с сапфирами везде говорят, что мастер не известен, а я его очень хорошо знал — это Геннадий Иванович Тарасов. Но он умер уже. Об амбицияхО.Ч.: А есть некая обида, что вы делали вещи довольно уникальные и в единственном экземпляре, но никто не знал имени ювелира? В.К.: Я всегда говорю, что, ребята, у вас свое время, а у меня время другое было. Так что чего мне обижаться на людей, когда говорят “бренд” мне немного смешно, то есть не обидно, а смешно. Я сам по возрасту и по тому что я делаю… О.Ч.: Вы уже сами бренд! В.К.: Я сравниваю вещи, которые я делал вручную и сейчас то, что делается в 3D — точность одинаковая. Так что почему мне должно быть обидно? Я до сих пор вижу на людях мои сережки и колечки — тиражи-то были тысячные. Кукушкин — имя специалистам многое говорило. О дизайнеО.Ч.: Вы говорите, что делали прототипы и видите на людях свои изделия. Вы сами придумывали как это должно выглядеть? В.К.: Нет. У нас было разделение труда: художники, модельеры и дальше цепочка тиража. Художник приносил эскиз, я по этому эскизу уже делал сразу приму-модель. После нее снимали резиновую форму, раньше она называлась “пресс-форма”. Мастер-модель, прима-модель, просто модель — а суть одна и та же. И вот после “резинки” — тираж. Это был самый крупный завод, и поэтому мои вещи носило очень много людей. Но я и художник являлись соавторами. О.Ч.: Потому что вы вносили свои идеи? В.К.: У нас было так принято, что если на художественном совете украшение занимало какое-то место, то премию давали и художнику, и модельеру. А многие украшения делали на экспорт в Италию, Германию, Японию и другие страны. Примерно 70% завода работало на экспорт. О.Ч.: А они уходили под маркой МЭЮЗ? В.К.: Да, клеймо было именно такое. Он и сейчас есть, МЭЮЗ. А дальше начались интересные вещи — мы стали отбирать ребят из 64-го училища и школы художественных ремесел. И у меня они проходили стажировку. Разница между нами в возрасте была 2-3 года. Я был наставником. Надо было успеть за полгода приучить практиканта к производству. Мы до сих пор общаемся с учениками. Как-то я обучал группу монголов. Их на завод прислали в качестве обмена опытом. Там им строили завод, туда ездили наши. И вот был первый опыт, когда учитель (я) был младше учеников. Люди другой культуры, и у них очень трепетное отношение к учителю. Экспериментальный участок был кузницей кадров. А дальше я перешел в бытовое обслуживание. Там сделали линию литья и там-то надо было налаживать производство. Я и там наладил. Я там был в цехе художником-модельером и учил ребят. Параллельно я вступил в МОСХ (Московский Союз Художников). Там была секция для молодых художников. У нас были те же дебаты, что и сейчас. О.Ч.: Это какие? В.К.: Ну, что мы художники, дизайнеры, а не просто ремесленники. О.Ч.: Немного отступим от интервью,чтобы проиллюстрировать, чем занимался завод в советское время. Заслуженный художник РФ, Татьяна Дмитриевна Жаркова, работавшая на МЭЮЗ с 1979 по 1990 годы, показала мне портфолио, фотографии эскизов и украшений, которыми я и делюсь. Эти украшения делались в небольшом количестве экземпляров или в единственном, и не были доступны в свободной продаже в нашей стране. Татьяна Жаркова, справа — в колье собственного дизайна (фото из архива Татьяны Жарковой):
О преподаванииО.Ч.: Владимир Владимирович, какие цели вы ставите для себя в первую очередь в преподавании? В.К.:Основная задача – как можно больше передать знаний. Где, на какой площадке – это не важно, для меня всегда в любое время самое важное это ученики. Я беру всех, у кого есть желание. Все люди, кто желают, должны быть приняты. Никому нельзя отказывать. Через 3-4 дня я вижу результат, потенциального профессионала в ювелирном деле, кто может и будет работать руками, у кого есть задатки профессионала. Сейчас есть люди, для которых это хобби, отдушина. Это самореализация, радость души. Сейчас очень много таких возможностей, и лишать человека такой возможности неправильно. Кто-то скажет: “Это не мое”, а кто-то станет профи. А я обязан разбудить в человеке тягу к прекрасному. Если мы окружим себя красивыми вещами, наша душа будет чище. Поэтому никого нельзя отторгать. Если человек получает от этого радость, то и я получаю радость. О.Ч.: А как дальше ваши ученики — после училища куда идут работать? В.К.: Учеников у меня раскидало по всему свету. Многие ведь уехали в Австралию, Израиль, Америку. Кукушкин Владимир Николаевич — ювелир, художник-модельер, модельщик, преподаватель технологии эмалирования первого набора курса “Ювелирный Дизайн. Базовый курс. 2015-2016” Источник: juvelirum.ru |
наши партнеры: |
||||||||||
вернуться к новостям 
|
|
||||||||||
|
|
|||||||||||
О.Ч.: Как все начиналось лично для вас, как вы пришли в ювелирное дело?
© 2014, Русский Ювелир