Представьте себе автомобильный рынок, на котором в течение полувека автомобили не устаревают и не утилизируются. Каждый год производятся миллионы новых машин, но все произведенные ранее по-прежнему на рынке, их характеристики неизменны, они покупаются и продаются. Очевидно, такой рынок обречен – неуклонно растущая товарная масса будет давить на цену до тех пор, пока она не окажется ниже себестоимости и производитель будет разорен. Чем такая модель отличается от современного рынка природных бриллиантов? Тем же, чем алмаз ограненный, например, на смоленском «Кристалле» в 1967 году, от такого же, ограненного там же вчера. То есть – ничем.
Исторически, создание новых потребителей было для алмазной индустрии делом не менее важным, чем поиск и разработка новых месторождений - это было необходимым условием существования и процветания рынка. Но уничтожение европейской добычи благородного опала, волшебное превращение Японии в потребителя № 2, «Eternity Ring» для советских алмазов и другие славные вехи на пути формирования свежих потребительских армий привели к тому, что сегодня на руках у потребителей скопилось огромное количество изделий с бриллиантами. По данным экспертов Blue Nile их оценочная стоимость превышает триллион долларов. И стараниями всех участников «алмазного трубопровода» эта цифра непрерывно растет. Одежда и аксессуары выходят из моды, гаджеты и автомобили морально и технически устаревают и только «diamonds are forever». Легендарный рекламный слоган медленно, но верно превращается в недобрую шутку – бриллианты действительно вечны, не стареют и не портятся. Они возвращаются на рынок.
Каков объем вторичного рынка бриллиантов, сегодня точно не знает никто. Но то, что проблема существует и она весьма серьезна, понятно всем. Иначе бы De Beers не начинала Diamond Reselling Insight Programme и не создавала бы International Institute of Diamond Valuation (IIDV). Тем не менее все открытые прогнозы по рынкам алмазов и бриллиантов упорно продолжают игнорировать факт существования огромного (и непрерывно растущего) «производителя». Причина проста – никто не знает, как его посчитать.
На других рынках роскоши вторичный оборот – предмет самого пристального внимания и анализа. Вот, например, рынок столового серебра. По данным The Silver Institute, в 2015 году спрос на этот товар составил 62,9 млн унций. А в переработку в этом же году пошло 28,5 млн унций столового серебра. И это только то, что пошло в аффинаж, без учета содержимого прилавков антикварных и комиссионных магазинов и online торговых площадок, на которых продается подержанное столовое серебро. Можно с уверенностью утверждать, что более половины предложения на рынке столового серебра формирует вторичный рынок.
Но если население в таких масштабах расстается с фамильным серебром, почему мы должны думать, что с бриллиантами оно поступает иначе? Где сегодня американские матроны, которые получили «eternity ring» c 25 бриллиантами на серебряную свадьбу году так в 1965? Неужели к бриллиантам покойной бабушки наследники испытывают больший пиетет, чем к ее же столовому серебру? Вряд ли, просто статистика аффинажных заводов относительно доступна, а ни один ювелир, дилер и ритейлер не станет грузить клиента подробностями, откуда он получил бриллианты для его нового украшения.
Наш годичный мониторинг цен на электронных торговых площадках показал, что бриллианты в подержанных ювелирных изделиях массового производства 1960-1990 годов продаются в среднем за 50% от цены аналогичных камней в Rapaport Diamond Report. Точно такое же соотношение цен на рынке столового серебра – винтаж массового производства 1960-1990 годов идет за полцены от современных изделий. Так что гипотезу о том, что вторичный рынок – это минимум половина рынка бриллиантов, можно считать рабочей.
В основе благоприятных (для производителей алмазов) ценовых прогнозов до сих пор лежит тезис об истощении мировой минерально–сырьевой базы. Впервые эта мысль была озвучена десять лет назад в интервью, которое взял автор этих строк у академика Н. П. Похиленко. Академик оказался прав – новых крупных месторождений с тех пор открыто не было. Вот только мощность вторичного рынка, а тем более реакция этого «месторождения» на мировые экономические кризисы тогда не обсуждалась. А с учетом этого фактора ценовые перспективы выглядят далеко не радужно. И дело здесь не только в банальном давлении на рынок накопленной за столетие промышленной добычи алмазов товарной массы.
Массовый потребитель опасается пользоваться предметами, которые когда-либо принадлежали другому человеку. «Плохая аура», «плохая энергетика» - весьма распространенные фобии, с которыми часто приходится сталкиваться продавцам винтажа и антиквариата. Но есть ли у потребителя гарантия, что бриллиант в новом украшении, которое он покупает сегодня в бутике, не взят с вторичного рынка? Такой гарантии нет. Какова вероятность того, что этот камень добыт не вчера, а в 1935, 1951 или, например, в 1970? Вероятность не определена, можно дискутировать – большая она или не очень. Но не подлежит сомнению, что она не нулевая! Хочет ли потребитель, чтобы у него оказался камень, добытый в ЮАР времен апартеида или боевиками Савимби в Анголе? А может быть, этот камень когда-то принадлежал жертве Холокоста?
Вполне вероятно, что вторичный рынок бриллиантов набрал критическую массу, как в товарном, так и в информационном смысле. Даже удивительно, что апологеты алмазной синтетики пока не используют его убийственный потенциал. «Детский труд», «экология», «кровавые алмазы» - это тротил, а вот «плохая аура» - это ядерный заряд. В свое время с помощью подобной «бомбы» (камень приносит несчастье) был зачищен в пользу бриллианта рынок благородного опала. И, может быть, следующий виток спирали уже близко.
