Журнал “Русский Ювелир”
Издается с 1996 года

Мой папа. Часть I

25 ноября 2021
Редакция

Воспоминания Светланы о своем отце, Сергее Ивановиче Квашнине.

Вспоминаю, как мы с папой ездили на Урал. Мне было 4 года, это была зима. Мы ехали в поезде Достаточно долго, наверное, в Чебаркуль. Я знаю, что там жил папин армейский друг ювелир. Папа был очень воодушевлен. Было снежно и cолнечно. Я была достаточно мала, И мне не стали привлекать к взрослым занятиям. Мне разрешили брать в руки все камушки, которые находились дома у этого мастера. Я помню огромное количество агатов, яшмы и других камней. Один из них я, вроде бы ю, даже привезла на память домой. Агатик с очень красивый, со спилом. Папа был очень доволен, когда мы ехали обратно он улыбался, и я понимала, что эта поездка для него важна. Я понимала, что он очень рад и что у него есть какие-то идеи и желания работать с этими непонятными для меня огромными камнями. Я ещё не понимала, как они превращаются в красивые диадемы, потому что папа объяснил, что пилить камни дома нельзя - это очень вредно, совсем как в сказках, и я не понимала, как я, маленькая девочка, могу носить такие взрослые украшения. Но это было занятно, потому что мне очень понравились узоры на камушках и то, что они разных цветов. Мне понравилось то, что с ними можно играть совершенно свободно и что их можно не бояться разбить, как разбивается бабушкины фарфоровые фигурки.

Мы приехали домой, и родители обсуждали эту поездку и новые работы, не посвящая в эти дела меня. Но я ещё не могла понять, что это такое и зачем это нужно, я не понимала всей ценности ювелирных украшений, потому что в то время на настоящих украшений в 80е мы не видали, как и тех, кто мог бы достойно их носить, в чём была основная проблема. И это были довольно большие камни, которые для меня были игрушками и возможные какими-то очень интересными картинками загадочным, но никак не сырьём для колечек. Да я, собственно говоря, не понимала как я, маленькая девочка, могла носить взрослая дорогое кольцо, когда у меня весь мир игрушечные, сказочный, а украшения настоящие, и за ними стоит что-то очень важное непонятные для меня, опасное и взрослое.

После этой поездки я видела, что папа часто рисует эскизы, причём он рисовал даже на довольно больших форматах, вычерчивания параметры, Как в настоящих полноценных эскизах. После он, конечно же, отказался от такого формата работы, потому что у него просто не хватало времени. В эти годы всё своё свободное время, которое у него только было, он посвящал рисованию, созданию эскизов. Он рисовал очень много и очень увлеченно. Всё что было, он старался вообще-то трансформировать, и я до сих пор не понимаю, как он видел мир и мне это очень интересно. Часто зарисованными оказывались даже коробки из-под детских игрушек и кубиков, потому что он во всём видел что-то то, что требует его вмешательства.

Я помню, когда мне было 3 -4 годика, в детском саду нам сказали подготовить к какому-то из праздников костюм, и он нарисовал мне большую головной убор, сделал аппликацию на длинную юбку из орнамента. Это всё было очень красиво и, конечно это был немножко взрослый орнамент, но ничего подобного по аккуратности работы ни у кого. У меня был костюм маленькой и очень серьёзной царицы из сказки. Воспитательница была так удивлена, что она захотела попросить его переделать, Потому что так не положено. Но тогда мне стало понятно, что настоящее искусство способны оценить не все. Ещё я помню, как однажды он рисовал очень много орнаментов, мне было 5 или 6 лет. Он рисовал тушью, используя линейку. Это было серия каких-то графических работ типа натюрмортов с декоративным обрамлением, и я пробовала сидеть тоже за своим столиком и делать что-то подобное - рисовала завитушки и настольную композицию. Его это одновременно веселилась и воодушевляло.

Я помню, что папа постоянно ездил в командировки. В какой-то момент он стал брать моего братишку маленького, потом и я ездила на эти выставки. Это было очень странно, потому что для меня это оказался тот мир, в котором мне хотелось что-то изменить. Наверное именно это недовольство тем что я видела в девяностые годы среди ювелирной продукции - именно оно помогло мне быть такой упорной в поиске постоянно новых решений, и всё это привело меня к поиску новых решений, либо тех вещей которые не лягут балластом на полки, не вызовут раздражения, которые будут питать душу, дух и наше стремление, либо наш покой, потому что я видела, насколько много труда мастеров идёт впустую из-за того, что ассортимент продукции не несет людям той визуальной информации, которая нужна, чтобы двинуться вперёд. В этом с папой были похожи и находили общее, потому что он тоже считал, что все, что мы делаем, должно быть осмысленным.

Папа был очень занят. Настолько занят, что ему некогда было проверять мои школьные Дневники. Но Мы всегда смотрел мои работы из изостудии. Он переворачивал листочки, чтобы посмотреть, что поставила преподавательница. У нас было очень хорошая преподавательница. Изостудия было напротив проходной завода, и этот район стал для меня родным. Папина занятость и целеустремлённость помогли мне находить себя, а не искать развлечений, сохранять верность себе и не стесняться того что не принято в массовой культуре - это приверженности традиционным ценностям классическим традициям и классическому искусству. Хотя был период, когда ориентиры всерьёз терялись, несмотря на красоту, которою я видела. В целом, ещё я всегда видела, что отец очень бережно относится к работникам завода и к тем людям, которые стараются делать что-то своими руками.

В девяностые было очень непростое время, и он переживал за то, что происходило, он переживал за тот завод, на котором он работал за те мощности, которые оказались брошенными на производство дешёвых игрушек вместо уникальных разработок, на производство закаточных машинок и кастрюль. С большой скорбью и сарказмом одновременно смотрел, как вместо уникальных оборонных продуктов выпускают утиль. Я не представляю, каково человеку, который отдал свои молодые годы и работал в полторы смены, было наблюдать за таким развалом. Он старался своими силами создать что-то, не ожидая помощи со стороны вышестоящих - просто делал то, что считал нужным, искал единомышленников, тех с кем они раньше работали, своих коллег по цеху и соседей. Вечерами они занимались, делали чертежи, испытывали образцы продукции, делали документацию, проверяли, вносили правки... своими руками он, будучи художником и совсем не будучи спортсменом, переносил огромные тяжести по выставкам и ярмаркам на территории всей России.

Он вывозил свой инструмент, продвигал это для того, чтобы мастера в нашей стране могли работать отечественным инструментом, который не уступал импортному и вместе с тем это инструмент был произведён у нас, и это было очень важно не только для него, но и для предприятий и тех людей, которые в девяностые годы остались в сложной ситуации. Позже, когда он работал только со своими проектами, ко мне подходили люди и вспоминали о его инструментах, которыми они пользуются и по сей день, и для меня это было удивительно, Потому что я не очень задумывалась о том, что это такое. Я знала, что это важно, но не осознавала, что он делает.

Папа очень гордился моими работами. Он не проверяет дневник в школе, но он смотрел все мои работы изостудии и часто показывал их своими друзьям, чем вызывал у меня огромное чувство стыда, Потому что я не понимала, что он в этом находит. Мне мои работы казались очень несовершенными рядом с тем, что делает он, и это не странно, потому что мне было 7-8 лет и, конечно же, эти работы не могли претендовать на что-то подобное его творчеству. Всё, что нужно было сделать, он мог придумать и начертить довольно быстро сам. Когда понадобились мольберты, он разработал чертёж за считанные часы, когда понадобилась мебель, он тоже очень быстро распланировал. Хотя сделали потом по-другому. Но всё, что нужно было сделать, он делал очень прочно - это было для него очень важно: надежность и прочность.

Я помню, как я делала диплом и преддипломную практику под его руководством - в училище возникли определённые затруднения с изготовлением полуфабрикатов и наставничеством, а мой диплом совмещал ювелирную работу с гравёрной. С трудом отстоянный дипломный проект, за который шло очень много битв и где я хотела проявить себя не только как мастер гравёр, но и как интересный молодой дизайнер, был выполнен в очень короткий срок. Мы делали этот диплом дома, в итоге мы придумали застёжку, которую приёмная комиссия не смогла найти, они были в шоке, когда крутили и вертели моё ожерелье в руках и не могли найти, где расположен замок, потому что в то время было училище было принято делать очень крупные замки, а мой замок был настолько незаметным, что его было сложно найти. Смешно было то, что прототип, из которого появился этот замочек, я знала. И мне очень хотелось смеяться. Но я делала серьёзный вид и удивлялась тому насколько Уникальный человек мой отец.

Ещё меня удивляло его дружба с мастерами и художниками высокого уровня, потому что он преобразовался в этом общении с мастерами и такими же, как он, живыми, которые везде стараются привнести что-то своё, что-то новое, что-то, Что работает. В это время он был очень молод и глаза его блестели. Он смеялся, вселился и было видно, что он очень рад, очень доволен, что он всё время замышляет сделать какую-то хитрую штуковину, которая удивит людей. И он не ожидал, что они сразу же это оценят, это была его игра, и это было очень интересно и увлекательно, в первую очередь для него. Говорят, что все люди - Они дети. И вот в своей работе он, наверное, и был вечным ребёнком, или подростком - неутомимым удивляющийся, радующийся.

Иногда те находки, что я ему показывала, вызывали у него удивление, иногда отторжение... и я даже не всегда могла прогнозировать его реакцию, иногда он настолько удивлялся, что в свою очередь его удивлению удивлялась даже я, и радовался некоторым работам художников, от всей души удивлялся их находкам, он общался с ними и иногда для него это было как какое-то экзотическое животное, которое он очень хочет изучить и которое ему очень нравится.

Наш дом был очень интересным местом. Я не знаю, как это видел он. В то время, когда я помню себя уже в сознательном возрасте, в нашем доме были только те образцы, которые он считал самыми лучшими. Он постарался не держать ничего лишнего, поэтому его работ уже было не очень много и для меня это были образцы высокого искусства, которые не терпят никаких ошибок. Это были чеканки, гравюры, офорты, это были даже скульптуры - то, что другие люди не видели. Большинство людей знает его как мастера по штампам и далеко не каждый из его заказчиков стремился заглянуть за эту ширму – «а что же там дальше?». И даже очень многие художники не заглядывали. Думали, что это то всё, что он может сделать, а за этим был большой художник, который делал огромные работа и даже мозаики и фрески на 25 - 25 метровых стенах в армии.

Когда мы приехали в Петербург, и я держала экзамены, его пригласили в институт, чтобы он помог проконсультировать бригаду реставраторов камня - они восстанавливались старую напольную старую мозаику, и Он помог найти решение для шлифовки и полировки без потери качества камня и сложного демонтажа. Это был мастер, который понимал даже такие вещи. Его два брата также являются конструкторами, а третий брат был директором школы. Это люди, которые всегда выкладывались на работе по полной программе. Папа больше всего не любил пьянства, безделья и плохо выполненной работы. И если я приносила что-то, что выполнено не о должном уровне, он даже не рассматривала работу, потому что он считал, что это не достойно внимания.

Одно время, я помню, что он настолько много ездил по командировкам, редко был дома и всегда старался мне привести какой-то кусочек красивой жизни, к которому мне захочется стремиться. Он привозил мне журналы, которые меня очень вдохновляли на создание костюмов - я всё время рисовала одежду для моих бумажных кукол и их самих. я тоже пыталась всё время сделать что-то своими руками, сделать обстановку, сделать что-то, что отличается от того, что есть готового и где мне не страшно ошибиться.

Мне повезло с родителями. Моя мама тоже рисует, она очень творческий человек, который в силу обстоятельств не мог ходить в художественную школу в детстве, но при этом прекрасно рисовал. Они начали своё общение как раз и на фоне общих взглядов на красоту эстетику, на иллюстрацию... Да, тот мир, который мне подарили папа, прекрасен. Он очень ценил свою супругу, мою маму, он выделял её среди всех остальных женщин. И для него это было действительно явление, которое не могло сравниться с теми, кто был рядом - видимо она действительно соответствовала ему, потому что кто из тех, кого я знала, никто не мог бы вызвать у него таких тонких и трепетных чувств. В девяностые годы папа ездил на работу в Грецию. Это было очень рискованное путешествие, но он его предпринял, и для него это стало очень большим опытом, уроком и ориентиром, после которого он стал ещё больше ценить свою семью.

Там он познакомился со многими европейскими трендами тенденциями и активно работал с изделиями в стилях известных мировых брендов. Он получил признание, благодарность и дружбу на чужбине, при том , что он не знал ни греческого, ни английского. Из этой поездки он привёз фотографии, детские подарки и футболку с надписью, которую я смогла понять только позже. Я не знаю, был ли такой это интуитивный уровень — эта надпись говорила о том, что всё имеет свои последствия.

Светлана Квашнина

Читайте также
Подписка на e-mail рассылку Русского Ювелира
Узнавайте первыми о новинках, специальных мероприятиях, скидках и многом другом