Брошь — это не фильм. Малой формой трудно удивить зрителя. Кино говорит голосами актёров и картинкой, украшения — голосом музейного экскурсовода, если повезёт. В конце июня в Калининграде прошла выставка ярославского ювелира Николая Нужина. Каждая его вещь — короткий метр про любовь, женщину, объятия, природу — история, которая сама себя рассказывает. За день до закрытия мы встретились с его вдовой Еленой Комовой и поговорили о том, как в 90-е годы работалось мастеру, который так и называл себя «художник конца 20 века».
Елена, еще раз спасибо что согласились с нами побеседовать. Давайте начнем с вопроса общего: какие темы исследовал в своём творчестве художник?
Николай был художник очень интересный. Он всегда говорил: «Я художник конца 20 века». У него не было украшательства, работ «завиток направо, завиток налево» — большая часть его работ несла смысловую нагрузку. Это был конец 20 века, это были 90-е годы. Поэтому родились броши «Тяжёлая ноша» — мужчина, придавленный чемоданом с монетами. Или «Светская хроника», где мужчина сидит, развернув газету и в центре это газеты — замочная скважина. Есть замечательная совершенно работа «Связь времён», где с одной стороны — рубль Царский, с Николаем, а поворачиваешь — это рубль уже Советский, серебряный.
Он был философ по жизни. И в Петербурге на выставках «Мира камня» вручалась премия имени Николая Нужина «За философское осмысление образа». Был у него период скани — это замечательная совершено техника, она древняя, она классическая, но скань как-то больше женщинам подходит, он работал с другими вещами.
Каждая вещь — это идея? «Тяжёлая ноша» — это про что? Как прокормить семью?
Нет, это другое. Человек с чемоданом — у него денег много, чемодан, но он ими придавлен — вот что. Есть у него ещё одна работа «Золотая клетка», где стоит мужчина на балконе, над ним висит золотая клетка, а он опустил голову, ему тяжело и никакая золотая клетка его не радует. Хотя Николай содержал семью из пяти человек, он никогда не ставил зарабатывание денег во главу угла. Для него на первом месте месте было творчество, идея. Он мне сразу сказал: «Я хочу создать коллекцию и буду вкалывать, как гад». Он её создал, коллекция была очень интересная, она изменялась, но есть несколько работ, которые в коллекции были всегда.
Какие например?
Он очень любил перламутр. Это совершенно потрясающий материал. Он придумал технику пропилов в перламутре — пропиливал насквозь и делал тоненькие-тоненькие веточки. Это безумно нравилось японцам, всё такое тонкое, нежное — работа, как будто живая. Смотришь под одним углом — веточка в инее, под другим — просто голая ветвь. Ещё он в белый перламутр инкрустировал зелёные листья тоже из перламутра. Это было безумно сложно. Что-то сейчас в музеях, но многие вещи так и остались у меня.
Брошь «Натюрморт», серебро, перламутр
(1) брошь «Иероглиф», серебро, циркон, перламутр (2) колье из перламутра
Брошь «Ветер», серебро, перламутр
(1) брошь «Яблоко», серебро, перламутр; (2) брошь «Аксессуар» серебро, золото, перламутр
Насколько реакция зрителя была важна художнику?
Ему очень нравилось выставляться, очень. Он был безумно счастлив, когда видел, что люди интересуются его вещами. Особенно это было заметно в Санкт-Петербурге — около витрин Николая всегда стояла толпа. Коллекция была настолько цельная — каждая вещь работала на другую. Она прекрасно смотрится и на очень маленьких площадях и в больших экспозициях. Он с одинаковым уважением разговаривал и с директором музея, и с губернатором области, и со смотрителем в зале. С удовольствием дарил свои альбомы и любил говорить об искусстве.
Кто-то критиковал его работы?
Безусловно. У нас есть книга отзывов, где написано: «Коля, работай с объёмом, прекращай разрабатывать плоскость». Но у Николая плоские изделия были очень объёмными. Есть такая вещь «Лунная дорожка» -вытянутый вниз прямоугольник, вверху ребристое небо и на нём жёлтый камушек — Луна, а дальше — настоящее море, по которому бежит лунная дорожка. Потрясающий объём. А я критиковала постоянно: «Эту вещь же невозможно носить!» Мы с ним постоянно спорили, но в конце концов вышло, что любую вещь из коллекции я надеваю и иду. Это вещи не только для выставки. За границей его вещи с философским подтекстом разлетались, как горячие пирожки — мы привозили 70 работ, а увозили 15. В Бельгии много покупали его вещей, в Германии любили.
Как ему работалось в 90-е? Что нравилось в современном художественном процессе, что нет? Была ли в то время возможность выражаться, творить?
Мы все радовались, когда у нас началась демократизация, не стало «Славы КПСС». Появилась свобода — раньше даже на серебряные припои нужна была куча разрешений. В 90-е стало возможным работать с чем угодно — хоть с серебром, хоть с золотом. До этого он работал с мельхиором — этот материал очень тяжело обрабатывается. А когда он получил в руки мягкое серебро и мягкое золото он творил просто чудеса!Появилась возможность выезжать заграницу. Первый раз мы поехали в 91-м году с выставкой в Германию. И до своей кончины в 99-м он постоянно выезжал: Англия, Белья, Франция, Германия, Япония. Конечно, он получил эту свободу творчества, безусловно, но то, что происходило в стране было страшно. Мы не бедствовали в 90-е годы — эта чаша нас миновала.
Николай Нужин (третий слева) с Валентиной Терешковой на выставке
Что не нравилось в искусстве того времени? В художественной тусовке?
Какой-то застой. Раньше очень много художников собиралось на выставке в Сокольниках. Николай там сказал как-то: «Ребята, раньше у нас не было ничего — ни ювелирных журналов, ни разрешения работать с драгметаллами, но мы создавали творческие вещи. Почему мы сейчас от этого отошли? Почему мы делаем ширпотреб»? Он немножко художников поругивал. В 90-е годы людям действительно надо было выживать. Тогда работали по заказам, а на творчество у многих не хватало ни времени, ни сил.
Он планировал работу или работал, когда было вдохновение?
Он работал каждый день. Клал камень на бумагу и начинал вокруг него чиркать-чиркать-чиркать. И так рождался образ — в какую композицию его поместить, чтобы было единство идеи и материала. Работал практически до последнего дня. Последнюю брошь он сделал в феврале. Потом он ездил в мастерскую, но работать уже не мог. У него студия была сначала дома, потом он получил помещение от Союза Художников и домой ночевать приходил через раз. Он очень радовался, когда у него за два календарных дня получалось три рабочих.
Были ли у него ученики и что с ними сейчас? Что он советовал молодым художникам-ювелирам?
Он помогал всем, кто просил помощи, хотел научиться, какой-то подсказки. К нему приезжали из других городов — Шароновы (основатели «Школы ювелирного дизайна» в Тольятти Галина и Николай Шароновы, примечание ЮВЕЛИРУМ) приезжали с Волгограда, приезжало много выпускников Красного Села, но постоянных учеников у него не было. Он с удовольствием делился всеми секретами. В Ярославле есть пара очень хороших ювелиров — Боря и Юля Колесниковы. Николай дружил с отцом Бори, Славой и это, безусловно, повлияло на то, что Боря пошёл в Красносельское училище. Но фразы «это мой ученик» я от Николай никогда не слышала.
Каким навыкам хотели научиться у Николая Нужина? В какой технике получить опыт?
Ювелирная работа на 90% — слесарный труд. Как лучше закрепить? Как выпилить? Как точнее? Как отлить? Чтобы какими-то творческими идеями, я думаю, что нет. Очень часто разговаривали о том, как проложить эмаль ту, или иную.
Вы имеете какое-то отношение к ювелирному делу?
Нет. Я всю жизнь работаю экономистом. Работу свою люблю, но очень жалею, что не закончила искусствоведение. Когда я только с Николаем познакомилась, мне нравились вещи китчевые. Тогда я ещё не накопила информации о ювелирном искусстве и мне нравилось то, что было ярко, как папуасу. Только потом, когда поездила с ним по выставкам, когда начала сравнивать, когда в голове прошла какая-то работа, я начала понимать, что является художественным произведением, а что — салонной вещью.
Что вы считаете художественной, а что салонной вещью?
Салонная вещь должна быть очень технологичной. То есть её легко повторить. Она яркая, она украшает, но не выражает художественный образ. Творческая вещь — она ведь идею какую-то олицетворяет. Николай работать по заказу не любил, говорил: «Человека знаю плохо, не могу сказать, понравится ему или нет». Он видел человека, возникал какой-то образ, делалась вещь, а заказчику не нравилось. Поэтому он открывал свою коллекцию на тёмно-синей ткани и говорил: «Пожалуйста, выбирайте». Творческая вещь она тёплая, от неё глаз не оторвёшь. Но. Салонная вещь — это не ширпотреб. Это авторская, ручная работа — например красиво оправленный камень. У Николая по-другому. У него есть прекрасные моховые агаты: одна берёзка, как на бересте, другая — на шляпе женщины называется «Планета», женщина — это планета. Или «Небо для влюблённых» — привет советским кинофильмам, когда вместо поцелуя показывали вращающееся небо. Каждый камень он как-то обыгрывал.
Что за история с призом для Тины Тёрнер? Виделся ли он с ней лично?
Лично с ней он не виделся. Журналисты в Москве решили учредить приз «Королева музыки». Было три претендентки, выбрали Тину Тёрнер и ему заказали этот приз. Сказали чётко: «Лира». И она у него не получалась, а я говорю ему: «А ты «поломай» её. Ведь Тина Тёрнер отнюдь не лира, она джазовая певица». Он её «поломал» и получились руки, а между них — натянутые струны. У нас есть фотографии и видео-запись, как этот приз ей вручали — с ней было интервью и она в руке держит эту брошь из серебра и золота.
Сколько работ в постоянной экспозиции в Ярославле?
В Музее истории города Ярославля есть зал знаменитых ярославцев — Валентина Терешкова, например, есть там. Там же есть уголок Николая. Большой портрет, написанный его другом и соседом по мастерской, Юрием Жарковым, очень талантливым живописцем. Там выложены инструменты и несколько ювелирных вещей. У них коллекция большая, но выставляют они не всё — бывает то 10, то 12, то 15 вещей видела. В Спасо-Преображенском историко-художественном музее есть несколько вещей, есть несколько в Художественном музее, в Историческом, в Оружейной палате, в Костроме, там где он учился, в Красном Селе. За границей есть в частных коллекциях.
Сейчас у ювелиров нет возможности зарабатывать только искусством. У Николая Нужина это получалось, как я поняла?
У Коли было несколько вещей, которые всегда продавались. Он их просто повторял. А почему нет. Если людям нравится, пусть носят. Это работа «Белые птицы», «Танцующая менада» — её сейчас нет, там такой листочек пропиленный и вокруг него накручено серебра — ощущение танцующей женщины. Очень хорошо продавались вещи с пропилами, но они были дорогими. Броши «Восторг», «Сон» с камнями тоже хорошо продавались. Когда вещь продавалась, Николай каким-то образом понимал — должна ли она быть в коллекции, или она уже себя изжила.
Кто-то из знаменитых людей носит его украшения?
Николай много дарил. Он дарил брошь Татьяне Фаберже, правнучке Карла Фаберже. К нам в мастерскую приезжал Посол Швеции, Посол Кении. У Елены Мизулиной времён «Яблока» есть несколько его брошей. Один раз был такой случай — пожилой мужчина, репрессированный еврей к концу жизни захотел звезду Давида. И Николаю сказали — сделай из чего-нибудь, у него денег очень мало. Николай сделал из серебра с золотом — два треугольника переплетены между собой — и подарил.
Где-то можно скачать и прочитать книгу «99 брошей Николая Нужина»?
Она у меня дома. Я её не продаю. Она привозится как каталог на выставки и я её просто раздаю. Они тают постепенно. В электронном виде книги нет, но дочь Николая — Яна Антонова много вещей отца выложила в своём фейсбуке.
(1) заготовка для броши «Град Китеж»
Как сейчас Ярославль относится к ювелирному искусству?
Не стало Николая, ощущение, что вытащили стержень. У нас есть центр «Русские ремёсла», там замечательные художники работают, Колины друзья — Сергей Чирьев мне помогал коллекцию для выставки готовить. Есть Николай Балмасов — у него своя ювелирная фирма. Колесниковы работают у нас. Игорь Кочергин, прекрасный гравер. Люди есть, выставки есть, но ювелирных конкурсов как раньше были, нет. В России творческие вещи сосредоточены вокруг промышленных ювелирных центров — Костромы, например. Творческих вещей стало меньше. Ювелирный бизнес очень тяжёлый, не всё в нём выживают. Если стало плохо с деньгами, люди в первую очередь отказываются от украшений.
Как бы Николай Нужин чувствовал себя в нашей время?
Я думаю, прекрасно. Он бы откликнулся на всё. Он бы работал, он бы творил, совершенствовался. Он никогда не сидел на месте, воспринимал все изменения. Он во всём видел хорошее, даже в своей страшной болезни. Как-то в Москве, когда уже был поставлен диагноз он сказал мне: «Я всех простил». И рак отступил. После этого он прожил ещё пять лет.
В 1996 году в Ярославле на улице Свободы, 15 открылся Городской выставочный зал (сейчас — филиал Музея истории города Ярославля), который носит имя Николая Нужина.
