История ювелирного дома Тиффани насчитывает более 150 лет. За эти годы на благо ее славы успело потрудиться множество выдающихся дизайнеров и художников.
Для кого-то это был лишь интересный эксперимент, для кого-то — лучший период в творчестве, а кто-то был обязан Тиффани своим успехом и популярностью. Использование творческих гениев, их талантов и идей, стало своеобразной традицией этой фирмы, начало которой было положено еще в эпоху блистательного модерна.
На заре своей успешной истории — на рубеже 19-20 веков, когда о мировой славе говорить еще не приходилось, Тиффани достаточно вольно обращалась с талантливыми дизайнерами. Большая часть созданных ими произведений никогда не получала имени своего создателя, превращаясь лишь в одно из многочисленных шедевров американской фирмы. Т
акая политика была вполне обычным делом в то время: в царстве капитализма редко кто из творческих гениев мог пробиться и стать известным в одиночку, гораздо проще было достигнуть коммерческого успеха обеспечивая идеями какую-нибудь фирму или предприятие. Взамен приходилось жертвовать именем и славой.
Из-за этого теперь, при изучении декоративного искусства той поры, возникают определенные сложности: мы знаем какой фирмой был создан тот или иной шедевр — Даум, Тиффани или Либерти, но не можем определить кто из талантливых художников был его автором. Их имена лишь изредка, по счастливой случайности, можно встретить в архивах известных компаний.
Об одной такой счастливой случайности как-то написала Джанет Сапата — архивист фирмы Тиффани. В двух своих статьях в 1991 и в 1999 годах, она открыла миру давно забытое имя дизайнера ювелирных украшений Тиффани, благодаря которому успешная американская компания по производству драгоценностей получила мировую славу и широкое признание.
Это открытие настолько захватило воображение многочисленных поклонников знаменитой фирмы и историков искусства, что уже в 2000 году появилось первое исследование творчества забытого американского ювелира, которое было озаглавлено «Потерянный гений Тиффани».
Еще через 6 лет — в 2006 году в Париже состоялась выставка ювелирных украшений эпохи модерна, где имя этого дизайнера уже было поставлено в один ряд с такими маститыми гениями эпохи модерна как Рене Лалик, Карл Фаберже и Луис Комфорт Тиффани.
Брошь-орхидея, дизайн П.Фарнхэм для Тиффани, 1899г.
Выставка называлась «Художественная роскошь: Фаберже, Тиффани, Лалик», но в главе каталога, посвященной Тиффани, куратор выставки давал подробную ретроспективу творчества сразу двух выдающихся ювелиров знаменитой фирмы. С одним из них — Л.К.Тиффани так или иначе знакомы все, а вот имя второго - Паулдинг Фарнхэм, стало настоящим открытием…
Джорж Паулдинг Фарнхэм (1859-1927) - «потерянный» или забытый гений Тиффани, художник и дизайнер ювелирных украшений, трудившийся на благо знаменитой фирмы более тридцати лет и обеспечивший ей признание и первые золотые медали на международной парижской выставке в 1889 году.
Его творческий путь никогда не был таким ярким и интересным, как истории более известных коллег той поры — все того же Рене Лалика и Л.К. Тиффани. Скромный и особо ничем не примечательный молодой человек неплохо рисовал, и время от времени проявлял интерес к ботанике и искусству. Казалось бы: никаких предпосылок, никаких задатков будущей гениальности…
Все изменил случай — его дядя приходился дальним родственником Чарльзу Луису Тиффани — основателю знаменитой ювелирной фирмы и отцу знаменитого Л.К.Тиффани, а потому он помог своему племяннику получить место в школе при знаменитом ювелирном доме с последующим устройством в штат.
П.Фарнхэм обучался в этой школе с 1879 по 1885 годы и по ходу обучения проявил способности сразу к нескольким областям: скульптуре, металлургии, живописи, но особенно – к дизайну ювелирных украшений.
Первой его самостоятельной работой стала брошь в виде хризантемы из золота и желтых бриллиантов, благодаря дизайну которой он сразу обеспечил себе место в фирме, став первым помощником тогдашнего главного дизайнера ювелирного отдела — Эдварда К.Мура.
Собственно в дизайне броши не было ничего нового или особенного: Фарнхэм просто взял за основу формы и расцветку реального цветка и воплотил его эстетику в драгоценных материалах с ботанической точностью соблюдая все особенности изгибов лепестков, стебля и листьев.
Однако, именно эта точность, эта нарочитая натуральность и стала ключевой особенностью его стиля, его отличительной чертой, обеспечившей в дальнейшем признание и мировую славу ювелирному дому Тиффани.
С 1885 года Фарнхэм совместно с Муром работал над экспонатами для международной выставки в Париже 1889г. Это был очень важный проект — американскому декоративному искусству впервые предстояло выступить в одном ряду с европейским, да еще где — на родине всего прекрасного, в великолепной Франции. Требовалось создать нечто такое, что обеспечило бы успех и признание, позволило бы выделиться. В то время, когда в Европе в моду входил модерн, сделать это было невероятно сложно.
Художники модерна истово трудились над идеей воплощения красоты, реализацией природных форм и давно забытых сюжетов из мифического, полу-легендарного прошлого европейской цивилизации — американская такой богатой и древней историей похвастаться не могла.
В мире декоративного искусства царила невероятная атмосфера свободы, естественности и вычурной роскоши. А еще в моде был таинственный восток — благодаря тому, что Япония открыла свои границы, в Европу хлынули многочисленные безделушки, странные картины, таинственные легенды и предания, и совершенно особая философия.
Все это переплеталось между собой, порождая причудливые, немыслимые до той поры, узоры, орнаменты и мотивы. Казалось, весь мир декоративного искусства разом превратился в сказочную вакханалию, где греческие вакханки и нимфы вполне комфортно сосуществовали с пугающими силуэтами насекомых и змей, а летучие мыши были символом счастья и процветания, а не вестниками смерти и траура как раньше.
С одной стороны подобное многообразие форм и идей давало большую свободу для творчества, но с другой — требовались определенные знания восточной культуры, истории и даже зоологии с ботаникой. Художник должен был быть знатоком природы, иначе ключевую особенность модерна — его всеобъемлющее преклонение перед красотой флоры и фауны, - воплотить было бы просто невозможно.
А еще, нужно было обладать определенным даром предвидения, чтобы уметь ориентироваться в сложных хитросплетениях изменчивой моды (именно с этого времени модные капризы станут меняться с лихорадочностью присущей психически больному человеку). Ну и конечно, нужен был вкус — без него создать подлинно красивые шедевры, которые были бы востребованы публикой, было просто невозможно.
В итоге, задача, стоявшая перед Фарнхэмом и Муром, превращалась практически в неразрешимую. Ну как можно удивить столь пресыщенный европейский мир, да еще и сделать это красиво.
Не добавляла оптимизма и установка руководства компании: Ч.Тиффани хотел, чтобы все ювелирные произведения, которые должны были предстать на международной выставке, создавались исключительно из американских материалов, и конечно, с использованием знаменитого серебра, которое за сорок лет уже успело стать визитной карточкой фирмы Тиффани.
И вот здесь как раз-таки на помощь приходит натурализм, присущий творчеству Фарнхэма. Справедливо полагая, что консервативные украшения традиционных форм вряд ли смогут составить достойную конкуренцию шедеврам модерна, и в то же время опасаясь коммерческого провала, к которому могут привести слишком смелые идеи, он решил повторить успех своего первого шедевра — создает коллекцию ювелирных цветков, вот только делает это не совсем так, как это было принято раньше.
Хрупкая красота цветочных бутонов, нежная окраска лепестков, дающая такое многообразие оттенков и фактур, тонкие изгибы стеблей и сложные формы листьев, во все времена так или иначе находили свое воплощение в творчестве ювелиров. Конечно, модерн с его страстью к природе превзошел их всех по количеству и многообразию цветочных мотивов.
Но, не смотря на это, Фарнхэму удалось-таки отыскать свободную нишу. В то время, когда все маститые ювелиры стремились лишь следовать общим формам, а их цветы, хоть и сохраняя природные мотивы, имели нарочито декоративный, искусственный вид, Фарнхэм решил сделать их максимально реалистичными.
Правда для подобного замысла подходили отнюдь не все цветы — скромные фиалки, колокольчики или ромашки могли выглядеть роскошно только при обилии драгоценных камней, а это опять-таки исключало возможность натуралистичности. Роза же была хоть и популярным, но слишком избитым мотивом для декоративного искусства, широкое использование которого могли позволить лишь мастера с уже известным именем.
Но для того, чтобы заявить о себе впервые требовалось что-то другое, что-то одновременно красивое и экзотическое, что-то, что могло привлечь внимание лишь формой и цветом. Фарнхэму не пришлось искать долго — идею ему подсказала мода.
19 век подобно веку 17-му прошел под знаменем очередной цветочной лихорадки, только если в 17 веке всепоглощающей страстью были тюльпаны, за луковицы которых подчас отдавали целые состояния, то в 19 веке особенно желанными стали орхидеи.
В 1818 году английский ученый Уильям Джон Свенсон (1789 — 1850 гг.) привез в Англию из Бразилии первую орхидею, и прекрасный цветок, совершенно особенной формы и цвета, надолго завладел умами европейцев. Началась настоящая охота за орхидеями по всему свету — состоятельные коллекционеры платили большие деньги за каждый новый интересный экземпляр, аристократы стали почитать капризный цветок за обязательный атрибут роскоши и достатка. Особую перчинку добавляла сложность выращивания и большой процент гибели привозимых цветков.
К началу модерна эта страсть нисколько не утихла, не случайно многие его художники стремились воплотить сложную форму этого, столь популярного цветка.
Каждый из них делал это по-своему, кто-то прибегал к помощи перламутра, слоновой кости и полудрагоценных камней как Рене Лалик, кто-то по старинке использовал бриллианты и прозрачную эмаль как Филипп Вольферс (созданную им орхидею можно увидеть здесь), но в любом случае, у каждого из них получалось лишь воплощение формы цветка, его природная эстетика при этом терялась, уступая место ювелирной красоте, декоративности и искусственности.
Фарнхэм же решил создать точные копии цветков орхидеи, но с помощью ювелирных материалов. Для этого он воспользовался услугами художников и ботаников — по эскизам были созданы точные формы бутонов цветков, с оригинальными размерами, природными изгибами и дефектами.
В этих формах отливалась серебряная основа будущего цветка (так воплощалось в жизнь одно из главных требований Тиффани), на которую наносилась цветная эмаль, в точном соответствии оттенков и цветовых переходов естественным краскам цветка.
Что же касается знаменитых и так любимых Тиффани бриллиантов, то они скромно украшали стебель цветка — их роскошный блеск нисколько не отвлекал внимания от изящной, вычурной формы и окраски бутона, зато в разы увеличивал стоимость, превращая скромное художественное произведение в исключительный шедевр ювелирного искусства.
Но главное достоинство орхидей Фарнхэма заключалось в их реализме — благодаря скрупулезной точности, с которой воспроизводилась природа цветка, создавалась иллюзия, что это не ювелирная безделушка, а настоящий, реальный, живой цветок.
На выставке в Париже, в 1889 году Тиффани представила 24 броши-орхидеи Фарнхэма, и не смотря на то, что вместе с ними в павильоне были представлены и другие изделия из серебра, в том числе также созданные Фарнхэмом, именно эти самые орхидеи стали настоящей сенсацией, обеспечившей славу и признание американской фирме на европейском континенте. Ботаническая коллекция украшений получила золотую медаль, о ней писали газеты, о ней говорили,а в фирму посыпались многочисленные заказы.
Последних было столько, что уже в 1890 году количество дизайнов ювелирных орхидей Фархэма было увеличено Тиффани с 24 до 41. Не смотря на свою высокую, даже в рамках ювелирного мира, стоимость они распродавались очень быстро.
Фарнхэм стал любимым дизайнером Ч.Тиффани и в 1891 году, после смерти своего наставника Э.К. Мура возглавил ювелирный отдел. Следующие десять лет стали поистине самыми успешными в его карьере: триумф в Париже был лишь отправной точкой, благодаря ему о гении Фарнхэма узнали многие, его имя ставили в один ряд с Рене Лаликом и Фаберже, у него появились свои поклонники и почитатели.
На своем посту он создал множество ювелирных шедевров, многие из которых были навеяны не только природными мотивами, но и национальным прошлым, национальной культурой. Особенно он отдавал предпочтение узорам плетения, используемым индейцами сиу. Однако ни один из этих позднейших шедевров не смог превзойти тот успех, которого добились хрупкие и изящные броши-орхидеи.
Повторить, а по мнению некоторых знатоков ювелирной истории — превзойти, успех орхидей Фарнхэм смог лишь однажды - на следующей международной выставке в Париже, в 1900 году. Переломная для творчества многих художников модерна, для Фархэма эта выставка стала лишь еще одним подтверждением его статуса талантливого дизайнера и ювелира, а все благодаря одному изящному шедевру — хрупкому ирису…
Фархэм не случайно выбрал для нового ювелирного украшения именно этот цветок. Во-первых ирис был широко распространенным и очень популярным мотивом в декоративном искусстве модерна, а во-вторых его относительно простая форма позволяла слегка «поиграть» с более дорогими материалами — например, бриллиантами.
Здесь на помощь Фарнхэму пришел еще один талант, находящийся на службе Тиффани — ученый-геммолог ''Джордж Фредерик Кунц (1856-1912)'
